Политика Патриарха Григория VII не изменилась и в дальнейшем. 15 апреля 1924 года Константинопольский Синод под руководством Патриарха основал Венгерскую и всей Центральной Европы митрополию с кафедрой в Будапеште, хотя там пребывал сербский епископ. До ноября того же года в Европе в юрисдикции Константинопольского Патриарха уже существовали Западноевропейский экзархат во главе с митрополитом Фиатирским Германом, епархия епископа Атирского Григория с центром в Париже и созданный в октябре на основе Венгерской митрополии Центрально-европейский экзархат во главе с митрополитом Германом (Каравенгелисом), у которого была кафедра в Вене. Таким образом, по свидетельству известного канониста С. Троицкого, «во время правления Патриарха Григория VII «варварская» Европа оказалась разделенной между шестью подчиненными Константинополю иерархами (Фиатирским, Венгерским, Пражским, Парижским, Эстонским и Финским)».

Под давлением руководства Финляндии Патриарх Григорий VII разрешил Финляндской Православной Церкви принять григорианскую Пасхалию, а позже начались гонения на сторонников старого стиля в Валаамском и Коневском монастырях. После освобождения Патриарха Тихона из-под ареста Финляндское церковное управление посланием от 13 октября 1923 года сообщило Первосвятителя об изменениях в делах Финляндской Церкви. Заслушав доклад архиепископа Серафима (Лукьянова), 14/27 ноября Патриарх Тихон и Священный Синод Русской Церкви приняли постановление: «Так как Святейший Патриарх Тихон вступил в управление Российской Православной Церковью, то причина, по которой Константинопольский Патриарх считал нужным временно подчинить Финляндскую Церковь своей юрисдикции, ныне отпадает, и Финляндская епархия должна возвратиться под ведение Патриарха Всероссийского». Однако это постановление на Фанаре проигнорировали, а Финляндское Церковное управление 15 февраля 1924 года ответило, что отделение было окончательным.

29 декабря 1923 года решением Государственного управления и указом президента Финляндии, за несоответствие закону о языке, архиепископ Серафим был отстранен от управления епархией, как «не пожелавший ходатайствовать о предоставлении отсрочки для изучения финского языка». С 1 января 1924 года руководство Финляндии практически устранило владыку Серафима от епархии. Зарубежный Архиерейский Синод Русской Церкви признал это увольнение незаконным, мотивируя это антиканоническими действиями. Официально новый архиепископ Финляндский Герман (Аав) был выбран на Соборе Финской Православной Церкви 13 июня 1925 года и 14 августа того же года был утвержден на этой должности президентом.

С середины 1920-х лет митрополит Антоний (Храповицкий) назвал нового финляндского архиерея «лже-епископом», а тех, кто с ним причащался, призвал к покаянию, в частности, в письме валаамскому иеромонаху Поликарпу от 27 января 1925 года писал: «Печальные вести ваши я получил и много скорбел о безжалостном ожесточении архипастырей греческих, а Германа я считаю простым мирянином… Ясно, в Константинопольскую Патриархию вошла еретическая шайка… Пока речь шла о новшествах, прямо не воспрещенных канонами, Вы знаете, я советовал Вам послушание, а теперь именем Божиим советую: не повиноваться лже-епископу Герману и постыдно-умершему Патриарху Григорию VII-му, сгубившему своим делом Патриархат, ибо его пока еще неповинный преемник изгнан турками из Константинополя. За Патриархат, за святейшего Константина VI-го я уже заступался и буду еще заступаться, если и он не свихнется с православного пути, а Вам советую крепко держаться сего единого спасительного пути и все претерпеть: и разорение обители, и изгнание, и всякие лишения за св. веру».

Во втором письме того периода митрополит Антоний отмечал: «Но еще более беззаконно и жестоко было отношение покойного Патриарха Григория VII и его Синода к Финляндской епархии и к ее архиепископу [Серафиму (Лукьянову)]. Именно Вселенский Патриарх рукоположил ему в викария священника Аава (без всякого пострижения в монашество или даже в рясофор) не только без его, архиепископа, согласия, но даже вопреки его протесту; этим покойный Патриарх попрал основной канон Церкви – 6-е правило I Вселенского Собора (и многих других)… И вот, сей сомнительный епископ Герман, в мирском одеянии, побритый и подстриженный, расхаживает по улицам города на соблазн православных и, возбуждая злорадство иноверцев, а достойнейший архиепископ, грубо оскорбленный своим же лже-собратом, влачит печальные дни в ссылке, в тесном помещении монастыря на пустынном острове бурного Ладожского озера».

При Патриархе Григории VII Константинопольская Патриархия признала неканоничную автокефалию Польской Православной Церкви. В послании митрополиту Дионисию (Валединскому) Московский Патриарх отнесся крайне негативно и признал свое недовольство решением Константинопольского Патриарха касательно акта избрания митрополита Варшавского и всея Польши: «Для Нас остается неясным, на основании каких канонических правил часть Всероссийской Православной Церкви без согласия Поместного Собора и благословения ее Предстоятеля могла стать независимой, и, какими каноническими правилами руководясь, Святейший Мелетий IV, бывший Патриарх Константинопольский, счел себя вправе простирать свою власть на часть Патриархата Всероссийского». Однако это послание не оказало никакого влияния на Фанар. За три дня до своей смерти Константинопольский Патриарх Григорий VII подписал Томос от 13 ноября 1924 года о признании автокефалии Православной Церкви в Польше. В основу этого Томоса было положено утверждение, что ход церковных дел должен отвечать политическим и общественным формам.

В ночь с 16 на 17 ноября, не будучи и года на патриаршем престоле, Григорий VII умер. Буквально через месяц – 17 декабря 1924 года – на Вселенский престол был избран митрополит Деркойский Константин (Арабоглу), который стал Патриархом Константином VI. В скором времени турецкое руководство требовало его удаления из Турции.

Патриарх Константин VI успел объявить о созыве в день Пятидесятницы 1925 года в Иерусалиме Вселенского Собора, который, собственно, и не состоялся. В отношениях с Русской Церковью проявил себя лишь благодарственной телеграммой обновленцам за поздравления по поводу его избрания. Составленную в Константинополе «Программу работы будущего Вселенского Собора» архимандрит Василий (Дымопуло) в начале 1925 года передал Синоду обновленцев, который с осени 1924 года возглавлял митрополит Вениамин (Муратовский). Хотя в этой программе об РПЦ ничего не было сказано, однако это вызвало у обновленцев радость, а их Синод постановил: «Представительство Русской Церкви на Вселенском Соборе… – признать необходимым. Члены Вселенского Собора избираются Всероссийским Поместным Собором (приблизительно в конце апреля, начале мая)». После этого Патриарху Константину VI была адресована телеграмма: «Мы выражаем полную свою готовность следовать указаниям Святейших Восточных Православных Патриархов… Мы уверены, что молитвенное предстательство за нас Святейших Православных Патриархов, а равно их мудрость отеческая прольют священную тишину и мир в раздираемую бывшим Патриархом Тихоном святую Русскую Православную Церковь».

30 января 1925 года, несмотря на протест греческого парламента, Константин VI был выслан из страны. 13 июля 1925 года на патриарший Константинопольский престол был избран митрополит Никейский Василий (Георгиадис Василиас), который стал Патриархом Василием III.

Новый Патриарх не так явственно, как его предшественники, поддерживал обновленцев, стараясь занимать более нейтральную позицию, и, в основном воздерживаясь от прямого вмешательства во внутреннюю борьбу в СССР, однако связи с обновленцами сохранил. В ответе-телеграмме Константинопольский Патриарх высказывал благодарность за «любезное поздравление» и сказал о своей молитве «о благополучном окончании стремлений к умиротворению и соединению Святой братской Русской Церкви». Конечно, последние слова можно трактовать как угодно, однако само обращение свидетельствовало о признании Синода обновленцев и его предстоятеля. В октябре 1925 года представитель Константинопольского Патриарха в Москве архимандрит Василий (Дымопуло) участвовал в работе так называемого «Третьего Поместного Собора на территории СССР», войдя в его Президиум, как и представитель Александрийского Патриарха архимандрит Павел (Катаподис).

Подобные действия Вселенской Патриархии вызывали серьезную смуту в церковных кругах как в России, так и за границей. Фанар четко демонстрировал, что его симпатии на стороне раскольников, а не канонической РПЦ. При этом обновленцы активно пропагандировали свою переписку со Вселенским Патриархом: «Мы знаем твердо, – писали обновленцы, – что Священный Синод Православной Российской Церкви, ведущий свои полномочия от собора 1923 г., находится действительно в общении с Православным Востоком в лице его представителя Вселенского Патриарха. Доказательством тому служат неопровержимые, опубликованные документы, вплоть до последней телеграммы нового Вселенского Патриарха Василия III. А если Русская синодальная церковь находится в общении со Вселенской Патриархией, если последняя считает первую вполне православной и законной, то как после этого назвать инсинуации никем и ничем не апробированного «местоблюстителя патриаршего престола»? Называя синодальную иерархию самочинной, он бросает голословное и заведомо лживое обвинение не нам только, а и Вселенской Патриархии — высшей представительнице Православного Востока. Но мы предпочитаем быть в общении с исконным центром восточного Православия, чем иметь «благословение» ничем не апробированного местоблюстителя упраздненного патриаршества».

Действиями Фанара в то время был обеспокоен даже управляющий русскими западноевропейскими парафиями митрополит Евлогий (Георгиевский). Осенью 1925 года он спрашивал в письме патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра (Полянского): «Будете ли Вы писать Константинопольскому Патриарху об его незаконном вмешательстве в дела Русской Церкви? Ведь, не только его Московский представитель, архим. Василий перешел явно на сторону обновленцев, но и сам Патриарх пишет приветственные грамоты лжесобору в лице их митрополита Вениамина и «автокефальному митрополиту» украинскому Пимену».

Ясное дело, что переписка Константинопольских Патриархов с обновленцами ни в коем случае не придавало раскольникам каноничности. Об этом прекрасно сказал митрополит Сергий (Страгородский), который в ответ на письмо архиерея из обновленцев 22 сентябр 1925 года (по другим данным 1926 года) писал: «Указание на то, что некоторые Патриархи, например, Константинопольский и, в последнее время, Иерусалимский, обменялись с Синодом посланиями, нас мало убеждает. Мы знаем, что в единстве Церкви находятся лишь те, кто находится в общении со своим законным епископом и патриархом; что отлученный своим патриархом не может быть принят в общение другими (Премудр., 1 прав.);… Да и сам вошедший в общение с отлученным подлежит отлучению (Апост. 10, 12). Значит, если Патриархи Константинопольский и Иерусалимский вошли в общение с обновленцами, тем хуже для Патриархов. Пред законом Божиим все равны: и патриархи, и миряне. Когда Константинопольский Патриарх в XV веке отпал в унию с Римом, Русская Церковь за ним не пошла и живущие в России католические ксендзы от того не сделались православными. Так и общение Константинопольского Патриарха с обновленцами может только Патриарха сделать обновленцем, а не обновленцев православными».

При этом Константинополь старался поддерживать отношения и с канонической РПЦ (это обусловлено, в первую очередь, тем, что фанариоты искали покровительства в Англиканской церкви, а в Великобритании отрицательно относились к обновленцам).

Поддержка раскола обновленцев Восточными Патриархами представляла опасность и для всего Православия. Как уже отмечалось, в день Пятидесятницы 1925 года был запланирован в Иерусалиме VIII Вселенский Собор, который и не состоялся из-за отказа участвовать в нем со стороны Сербской, Румынской и Антиохийской Церквей. И в тех условиях в случае своего проведения Вселенский Собор, по замечанию отца Владислава Цыпина, «мог бы превратиться в лжесобор, подчинившись воле русских обновленцев и обновленчески настроенных епископов Востока».

Симпатии Фанара к обновленцам проявлялись и в дальнейшем. 7 декабря 1927 года Патриарх Василий III написал Заместителю патриаршего Местоблюстителя митрополиту Сергию (Старгородскому) в ответ на послание от 20 сентября о получении вести про легализацию Московского Патриархата: «Известие, что и Ваши дела получили благополучное разрешение, что касается отношений к гражданской власти, чем обеспечивается беспрепятственное действование в отношении Св. Церкви и церковных нужд, доставило нам большое удовольствие. Надеемся, что это правильное направление будет способствовать пользе Святой Российской Церкви, — целой и единой Русской Церкви, но никак не одной из Ее частей, на которые Она теперь находится разделенной. Как и обычно случается в исключительные моменты, ответственность за прошлое тяготеет одинаково на многих, и никто не может сбросить ответственности с одного на других… Поэтому и мы надеемся, что выраженное намерение к соединению Поместного Собора для разрешения больных вопросов церковных и для уврачевания духовных недугов осуществится не иначе, как на твердой почве участия всех иерархов, чтобы дальнейшие судьбы единой всех Матери Святой Российской Церкви были устроены совместно и твердо в братском совместном решении всех. Никто пусть не возражает против такого устроения совместного совершения и единодушного решения, как будто бы невозможного и неосуществимого».

Патриарх Василий повторял лозунг обновленцев 1925 года о «примирительном соборе» и не скрывал этого: «От другой из частей, а именно от Священного Синода, нам представлены достаточные доказательства охотного, как нам известно, расположения к общему совместному обсуждению на Соборе относительно восстановления и правильной организации церковных дел. Так как благодатию Божиею теперь проникает всех в обеих ориентациях единый дух.., и более не существует внешнего препятствия после легализации со стороны государственной власти и Вашего положения, что мы поистине не видим, какое еще может создаться непреодолимое препятствие к общему рассмотрению и решению на общем Соборе».

В тот же день Патриарх отправил письмо главе Синода обновленцев митрополиту Вениамину (Муратовскому) с сообщением о получении им послания митрополита Сергия касательно узаконивания возглавленной им части Церкви и с выражением надежды на примирение враждующих и созыв общего собора. Таким образом, Патриарх Василий III фактически требовал от митрополита Сергия объединиться с обновленцами. В данной ситуации канонический Московский Патриархат был для Фанара лишь одной из двух равноправных частей Российской Церкви.