Среди мобилизованных луганчан погиб священник с сыном. А не так давно на фронте с украинской стороны погиб иеромонах Пимен (Пеприк), взявший оружие в руки второй раз — ибо был военным до рукоположения.
Эта история ставит вопрос об органичном месте священника на войне. О. Александр Кухта разбирает этот вопрос и приходит к выводу, что задача священника в том, чтобы люди на войне оставались людьми. Священник не должен быть политруком и не должен брать в руки оружие, его профиль довольно-таки узок.
И оба священника из начала поста вышли за пределы этого профиля. И оба примера в потенциале могут обосновываться как нормативные отсылкой к летописным Пересвету и Ослябе, монахам-ветеранам, которые участвовали в Куликовской битве.
Но с историей прославления и почитания Пересвета немало сложностей. Временная утрата могил Пересвета и Осляби указывает на то, что никакого культа вокруг их мощей не существовало и в патериках их имена не фигурировали вплоть до воцарения Романовых. В некоторые связанные с Троице-Сергиевой Лаврой святцы его имя впервые попало лишь в 17 веке, в Троицкий патерик – только в 1896 году. А в общецерковный месяцеслов, по-видимому, лишь в 1981; служба же написана только в 2018 – спустя 500 лет после гибели.
Таким образом, выбор священника и монаха взять в руки оружие попадает в число православных образцов для подражания только в период, когда Церковь находится под тяжелейшим давлением и контролем со стороны того или иного донельзя милитаризованного государства. И сегодня делать такой выбор – значит включаться прежде всего в боевой нарратив воюющего субъекта, а не в православное Предание.
