Из интервью владыки Правблогу:

«Давайте сначала в принципе поймем саму «ситуацию онлайн». Ведь не только церковные люди, не только вообще христиане, но и многие современные культурологи, философы, психологи говорят о том, что человек живет в мире, где отсутствует нормальная коммуникация. И в результате этого у человека рождаются многие проблемы, в том числе и психологического характера. И полный переход в сферу «онлайн» не есть положительное явление. Чем больше будет этого «онлайн» и меньше настоящей коммуникации лицом к лицу, тем ущербней будет жизнь человека с вытекающими психологическими, духовными и прочими проблемами. Это не только слова священнослужителей, об этом говорят многие люди, которые являются по сути атеистами. И тем не менее они понимают, что отсутствие настоящей коммуникации и замена ее на жизнь в компьютере не есть положительное явление для человеческой цивилизации».

«Относительно прямого отношения к «онлайн-причастию», то давайте задумаемся над первичным вопросом: неужели есть острая необходимость в этом? Ведь по большому счету священнослужители всегда имели возможность в конкретных тяжелых ситуациях причащать желающих мирян. Есть так называемые запасные Святые Дары, которые священники готовят для тех людей, которые в силу физической неспособности, больные или получившие увечья, не могут прийти в храм. Священник передает эти Святые Дары для причастия. И в принципе сейчас эта система — причастия через запасные Дары — она тоже была вполне реализуема».

«Не думаю, что ситуация с карантином, какая она была сейчас, была настолько радикальной, что требовала именно таких радикальных мер. Думаю, что в основании желания проводить «онлайн-литургии» лежит не забота о пастве, а лежит попытка приобрести популярность, привлечь к себе внимание».

«Кроме всего прочего, есть целый ряд серьезных богословских вопросов к данной практике. Например, само по себе Причастие, сама по себе Евхаристия, что это такое? Это же не просто хлеб и вино, которые несут в себе энергию, или заряд силы, или еще что-то. Такое отношение — это языческое отношение. Евхаристия – это плоть и кровь Христовы, а общение в Евхаристии – это теснейшее отношение между Богом и человеком, и между человеком и человеком. Через Евхаристию мы соединяемся друг с другом. То есть евхаристия – это высшая форма коммуникации. Мы собираемся для общения друг с другом, и высшей формой этого общения является евхаристия. А здесь общение заменяется сидением и смотрением какого-то видео».

«Жалко, что многие священнослужители, кто выступал за эту систему «онлайн-литургии» и «онлайн-евхаристии», не понимают и не осознают именно этого: Церковь – это изначально собирание, собрание людей во имя Христово. «Где двое или трое во имя Мое, там Я среди них» — это принцип собрания. Неужели во время Нерона или во времена Диоклетиана, или во времена советского гонения, было собираться труднее, чем сейчас? Тем не менее, люди все-таки собирались, ради того, чтобы вместе молиться. «Отче наш», а не «Отче мой» мы поем в молитвах. Для нас, христиан, очень важна эта идея — идея совокупности во имя Божье, потому что грех разделяет, а благодать объединяет. И эта традиция изначально присутствует и в богослужебных текстах, и в самом тексте Литургии на день Пятидесятницы: противопоставление Вавилонской башни, разделяющей людей и Сионской горницы, объединяющей людей. Собрались вместе ради Христа, ради общей молитвы, и никогда ничего не должно это заменить. Да, бывают страшные ситуации. Те же гонения 37-38-го годов. Но, слава Богу, мы не в этих условиях, поэтому не вижу необходимости, чтобы вводить такие радикальные практики».

«Лично у меня, у человека, который успел застать всевозможных кашпировских и чумаков, ассоциация именно такая: господин Кашпировский с Чумаком заряжают воду через экран. Вдруг какой-то священнослужитель решил, что он может через экран проводить освящение Даров».

«В конечном итоге я назвал бы подобного рода практики безвкусицей».