В пригороде Парижа Медоне прошло первое общее собрание викариата для общин русской традиции, входящих в Галльскую митрополию Константинопольского (Вселенского) патриархата. Учредитель новой религиозной структуры протоиерей Алексий Струве рассказал о ее задачах и целях обозревателю «НГР».

– Отец Алексий, о том, что под омофором Константинопольского патриарха Варфоломея будет создан викариат, стало известно еще в конце 2019 года в связи с частичным переходом бывшей западноевропейской Архиепископии приходов русской традиции в каноническую юрисдикцию РПЦ. Почему первое собрание викариата состоялось только сейчас?

– Мы пережили глубокий кризис в нашем экс-экзархате, который можно сравнить с разводом в семье. А когда мы решаем строить что-то новое, то необходимо вначале смириться и найти путь к примирению. В противном случае фундамент нового строения будет неустойчив. Наш викариат – это новая страница в истории бывшей архиепископии, и мы хотели, чтобы его фундамент был основателен. Прежде всего это богословская школа, заложенная еще митрополитом Евлогием (Георгиевским), на которой мы выросли и дух которой впитали. Этот дух и сегодня продолжает существовать – уже в нашем викариате. Это также и наша литургическая традиция. Несмотря на то, что ее корни уходят в историю Русской церкви, она дополнилась как традициями парижской школы богословия, так и западной открытостью, в которой мы выросли. Стоит отметить и то, что викариат мы учредили под покровительством святой Марии Парижской (Скобцовой) и праведного Алексия Южинского (Медведкова). Это два подвижника, святые XX века, которых канонизировал Вселенский патриархат и которые именно на французской земле свидетельствовали не только о том, что такое православие, но и христианство в целом. Начиная с 1931 года мы как православная община русских эмигрантов и их потомков были под покровительством Вселенского патриархата. И в связи с этим вполне логично, что наш викариат находится в юрисдикции Константинопольской церкви. Ведь именно эта церковь в свое время дала возможность русским эмигрантам жить православной верой и ее традициями во Франции, сохраняя при этом полную свободу.

– Насколько необходима такая структура? Ведь русские приходы могли напрямую войти в Галльскую митрополию.

– Создание особого викариата очень важно, поскольку у наших приходов общая история и общее понимание поместной церкви. То, что мы получили от наших отцов, – это соборность в духе решений Поместного собора 1917–1918 годов. Идею соборности мы вписали в устав викариатства. Она отражается и в приходской жизни, и в наших общих собраниях, нашей литургии, то есть на всех уровнях церковной жизни. И когда придет время и у нас будет викарный епископ, а мы на это надеемся, то именно общее собрание его изберет. Это написано в нашем уставе. Понятно, что последнее слово будет за Синодом, но важно, чтобы наше соборное мнение было услышано. Сегодня, несмотря на то что викариат входит в Галльскую митрополию, мы имеем административную и пастырскую автономию. Есть глава митрополии Эммануил Адамакис, при нем будет викарный епископ, и викариат будет участвовать в назначении этого епископа. Сейчас мы создали административный Совет викариата, в который вошли не только священнослужители, но и миряне. И вокруг викарного епископа также создан небольшой совет священников для того, чтобы он был не один и чтобы все решения принимались соборно.

– Сколько приходов бывшей архиепископии вошло в викариат?

– В наш викариат во Франции вошли 21 приход и 2 общины. Еще несколько формально не определились, им необходимо время, чтобы созреть.

– Не осталось ли обиды на Вселенского патриарха Варфоломея за то, что он в конце 2018 года ликвидировал русский экзархат и тем самым породил кризис?

– Создавать что-то новое с обидой в душе невозможно. Необходимо примириться с тем, что есть, – и принять это. Патриарх Варфоломей и Синод Константинопольской церкви приняли то решение, которое приняли. С ним можно согласиться или не согласиться, но стоит признать, что оно открыло новую страницу истории православной церкви во Франции и на Западе в целом. До этого решения у Вселенского патриархата во Франции было две православные структуры – собственно французская митрополия и русский экзархат. Идея объединить всех в одну структуру была экклезиологически верной. Конечно, они могли как-то иначе провести этот процесс объединения, и сам патриарх Варфоломей позже признался в этом. Однако свидетельство церкви в мире нельзя ограничивать только вопросами структуры. Наш дух не исчезает из-за изменения организационной структуры. Напротив, это стало новым вызовом для всех нас. Наша цель – создание поместной церкви, чтобы проповедовать православие на Западе. В моем приходе в Нанте, например, есть французы, русские, грузины, греки, ливанцы и так далее. Кто сможет собрать всех этих прихожан, если не Вселенский патриархат? Я убежден, что в построении поместной церкви в Западной Европе именно Вселенский патриархат имеет больше возможностей. Когда мы были в Константинополе и встречались с патриархом Варфоломеем, то я почувствовал, что он ожидает от нас желания написать эту новую страницу православия в Западной Европе и готов поддержать нас в этом.

– Как складываются отношения с вашими коллегами, которые все-таки перешли в Московский патриархат?

– Нужно время для того, чтобы все раны, появившиеся в то время, могли зарубцеваться. Многие семьи оказались разделенными по религиозному признаку, но сохранили родственное единство. У меня есть друзья, которые ушли в РПЦ, но мы с ними сохраняем дружеские и братские отношения. Конечно, с некоторыми наше общение действительно стало сложнее. И мы все страдаем, но не от того, что нас разделили церковные юрисдикции, а от того, что есть евхаристический разрыв между двумя церквами, что мы не можем вместе причащаться из одной чаши и не можем сослужить. Это самая глубокая наша рана, и на каждой литургии мы молимся о единстве церкви. Уверен, что, когда разрешится проблема евхаристического разрыва между Московским и Константинопольским патриархатами, все станет намного проще.

– С образованием викариата, наверное, возникли споры о недвижимости с теми представителями бывшей архиепископии, которые ушли в Московский патриархат?

– Мы все стараемся избежать подобных судебных дел, и сейчас формально нет ни одного процесса по недвижимости бывшей архиепископии. Насколько мне известно, сегодня идут переговоры. Но мне кажется, что вопрос недвижимости для нас не самый важный. Спаситель родился в пещере, и у Него в течение всей Его земной жизни не было места, где можно было бы преклонить голову. Важна не недвижимость, а наше истинное желание служить Господу и служить людям, проповедовать православную веру на Западе. А все вопросы недвижимости, национальности, этнической принадлежности и так далее уводят нас от церкви и отбрасывают в политику. Надеюсь, что мы сумеем избежать судебных тяжб.